Литературоведческие интерпретации на школьных уроках литературы

Бузулукский Анатолий Николаевич,
учитель русского языка и литературы
ЧОУ «Школа Экспресс» Санкт-Петербурга

Школьный урок литературы способствует формированию у обучающихся устойчивого интереса к чтению как средству познания российской и других культур, приобщению к отечественному литературному наследию и через него – к традиционным ценностям и сокровищам мировой культуры.

Чрезвычайно важно в рамках современного урока литературы формировать у обучающихся умение самостоятельного истолкования прочитанного с опорой на текст литературного произведения. Это умение, безусловно, способствует обретению навыков написания сочинений различных жанров, формирует языковую зоркость, выразительное богатство речи. 

Хочу поделиться с вами отдельными литературоведческими интерпретациями текстов русской классической литературы на школьных уроках. Интерпретации представлены в форме диалога учителя с учениками.

Облако в штанах

На уроке литературы по Маяковскому.

Несколько голосов сразу:

– Как хорошо, что не «Тринадцатый апостол» – кому это нужно! Как хорошо, что «Облако в штанах»!

Учитель:

– Да и сами-то штаны посмотрите, из чего будут, вспомним, до этого он писал:

Я сошью себе черные штаны
из бархата голоса моего.
Желтую кофту из трех аршин заката.

Ученик с «камчатки» восторженно – вспомнил:

–  А Шершеневич у меня штаны украл!

Учитель продолжил:

– Можно ли любовь лирического героя этой поэмы назвать жертвенной?

Ученик с «камчатки» – серьезно, даже грустно:

– Любовь, если она любовь, всегда жертвенная. По-другому не бывает.

Ученица у окна:

– Какая же она у него жертвенная? В чем же ее жертвенность, если он постоянно кричит, дерзит, тщеславится: 

Уйду я,
солнце моноклем
вставлю в широко растопыренный глаз.
Невероятно себя нарядив,
пойду по земле,
чтоб нравился и жегся,
а впереди
на цепочке Наполеона поведу, как мопса.
Вся земля поляжет женщиной,
заерзает мясами, хотя отдаться.

– Ну это же он храбрится! – уточнила ее соседка по парте.

Девочка у окна не сдается:

– Хорошо. А где в тексте видна его жертвенность?

Учитель:

– Давайте попробуем найти это место. Кажется, однажды мы можем предположить, почувствовать эту жертвенность в словах лирического героя. Вот было произнесено слово «украл». А ведь этот глагол встречается в поэме. Вот, пожалуйста:

Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть», —
а я одно видел:
вы — Джиоконда,
которую надо украсть!

И украли».

Повисла пауза. Учитель оглядел класс. Ученики молчали. Вдруг мальчик с «камчатки» – вскочил:

– А, вот в чем дело! Украсть – потому что драгоценность. Но если надо красть, значит сама не приходит. Значит – не сильно-то любит или совсем не любит. Можно украсть, конечно (и украли!). Но если любишь по-настоящему, не будешь красть, а поступишь – «как дай вам бог любимой быть другим». Не захотел он украсть! Вот жертвенность этого облака в штанах! Он не вор в любви. Потому что любовь у него жертвенная, настоящая, с нежностью, как вы говорите – с благоговением. 

Ученица у окна – задумчиво:

– Буду безукоризненно нежный,

   не мужчина, а – облако в штанах! –

Ни раз в этой поэме встречается эпитет «нежный». Кстати, как и в «Евгении Онегине».

Опять – мальчик с «камчатки»:

– Так это всё та же – пушкинская нежность!  

Вишневый сад

Ученик:

– Вырубит Ермолай твой вишневый сад.

Ученица:

– Не вырубит. Почему привыкли считать Чехова холодным, не романтичным? Он не такой. И Ермолай Лопахин не такой.

Учитель:

– Почему ты считаешь, что не вырубит? 

Ученица:

– А как он может вырубить то, о чем сам же сказал, что «купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете»? Понимаете – ничего. Как можно уничтожить самое прекрасное?!

Ученик:

– Это фигура речи. От самодовольства.

Ученица:

– Никакая не фигура речи. Это чувство. Вспомни: идея этой пьесы состоит в том, что у каждого человека есть свой вишневый сад, за который он в ответе. Вишневый сад для Лопахина – родина. И он единственный здесь по-настоящему ответственный человек. 

Ученик:

– Он делец, коммерсант.

Ученица:

– Одно другому не мешает. Особенно если речь идет о родных местах.

Ученик:

– Мы же должны отталкиваться от текста Чехова. В финале же сказано, что послышался стук топоров по деревьям.

Учитель:

– Там не совсем так сказано.

Ученица:

– Вот именно. Там вот как написано в ремарке (листает пьесу): «Среди тишины раздается глухой стук топора по дереву, звучащий одиноко и грустно». Топора, а не топоров, и по одному дереву. Понимаешь?

Ученик:

– И что это меняет?

Ученица:

– Лопахин по привычке, из еще оставшегося в нем чувства почтения к бывшим своим хозяевам, к которым он с детства прикипел душой, не может им прямо указать на порог, поторопить их освободить теперь уже его усадьбу. Вот и прибегнул к такой уловке, сказал, быть может, одному из своих работников: ты постучи по дереву топором, одно, какое-нибудь больное, можешь и свалить. Бывшие услышат, им невмоготу станет от того, что их вишневый сад принялись вырубать, и поспешат они отсюда прочь.

Ученик:

– Но Лопахин же восклицает, что хватит топором по вишневому саду, что упадут на землю деревья, что настроит он дач.

Ученица:

– Это он всё им говорит, бывшим.  

Учитель:

– Как бы там ни было, у этой пьесы, действительно, открытый финал. Предположить можно и тот, и другой исход. А Чехов вовсе не холоден. Напротив, он сердечен, но не сентиментален. Сентиментальность мешает трезвому взгляду на жизнь. На человечество наш автор не надеется, что не исключает его упования на отдельного человека.

Печорин

Ученик:

– В концовке романа они ведут себя, как дети, как мы, – и Вулич, и Печорин. Я даже думаю, фатализм ли это был у Вулича, не обыкновенная ли, какая-то мальчишеская самонадеянность?

Ученица:

– Фатализм. Потому что – философия, мироощущение. Вот он идет навстречу ошалелому казаку и задает тому вопрос, зная наперед, каким будет ответ.

Ученик:

– Какая же тут философия?! Провокационный вопрос.

Ученица:

– Да, но он его задает словно в нужный момент и в нужном месте. Словно не мог его не задать, понимая, что за этим последует. Словно ждал этого стечения обстоятельств всю свою жизнь.

Учитель:

– Печорин в последней главке наконец и счастлив как-то по-настоящему, как ребенок. Не находите?

Ученица:

– Да, как ребенок. Пронзительно счастлив. Ведь он вдруг исполнил свое «назначение высокое». Всё терзался, думал, где оно? И будет ли? А вот оно. Спас человека, пусть и несчастного убийцу своего товарища, но человека ведь. И именно такого человека спас, которого уже как человека списали со счетов, пристрелить хотели как бешеную собаку.

Ученик:

– Едва сам не погиб. Эполет сорвало пулей…

Ученица:

– Ты ведь тоже бросился бы – я тебя знаю.

Ученик пожал плечами.

Ученица:

– Помните, вы говорили, что без таких людей, как Печорин, невозможен этот мир.

Учитель улыбнулся ученице, а потом засмущавшемуся ученику.